АЛЕКО

– марка автомобиля, Россия (Москвич-2141). EdwART.Словарь автомобильного жаргона,2009

Смотреть больше слов в «Автомобильном словаре»

АЛКИД →← АКУСТИКА

Смотреть что такое АЛЕКО в других словарях:

АЛЕКО

АЛЕКО - герой поэмы А.С.Пушкина «Цыганы» (1824). А. - прежде всего обобщенный образ молодого, европейски образованного поколения XIX века, к которому П... смотреть

АЛЕКО

Настоящее имя: Гидони Александр ИосифовичИсточники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. — Т. 1.... смотреть

АЛЕКО

(персонаж поэмы А. С. Пушкина «Цыганы») Облако. Звезды. И сбоку – / Шлях и – Алеко. Глубок / Месяц Земфирина ока: – / Жаркий бездонный белок. Аллюз. П... смотреть

АЛЕКО

  1953, 60 мин., цв.жанр: фильм-опера.  реж. Сергей Сиделев, сц. Анна Абрамова, Григорий Рошаль, опер. Анатолий Назаров, худ. Абрам Векслер, Виктор Вол... смотреть

АЛЕКО

АЛЕКО (персонаж поэмы А. С. Пушкина «Цыганы») Облако. Звезды. И сбоку - / Шлях и - Алеко. Глубок / Месяц Земфирина ока: - / Жаркий бездонный белок. Аллюз. П918 (I,187)... смотреть

АЛЕКО

авто марка автомобиля, Россия (Москвич-2141)

АЛЕКО

Опера Рахманинова

АЛЕКО

"москвич-2141"

АЛЕКО ГУК

Настоящее имя: Грачев Алексей ТрифоновичИсточники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: В 4 т. — Т. 1. ... смотреть

АЛЕКО КОНСТАНТИНОВ (АЛЕКО КОНСТАНТИНОВ. 18631897)

ЛИТЕРАТУРА БОЛГАРИИ—писатель-сатирик, родился в семье торговца, получил образование в России, гдеокончил юридический факультет Одесского университета. ... смотреть

АЛЕКО МОСКАЛЕСКО

Настоящее имя: Вельтман Александр ФомичЛица, связанные с данным именем:• Москалеско, АлекоИсточники:• Акутин Ю. Ротмистр-чернокнижник: Псевдонимы и ано... смотреть

АЛЕКО ("ЦЫГАНЫ")

- "Юноша". "Изгнанник перелетный". По словам Земфиры, "его преследует закон"; по словам старого цыгана, "гордый человек". "Ты, - говорит ему старик, - для себя лишь хочешь воли, ты зол и смел". Среди "бродящей бедности и воли" цыганского табора А. чувствует себя "вольным зрителем мира", но "заботой он томим". На вопрос Земфиры: жалеет ли он "о том, что бросил навсегда", А. отвечает: "О чем жалеть!" "Одно мое желанье - с тобой делить любовь, досуг и добровольное изгнанье". Два лета, "презрев оковы просвещенья, он без забот и сожаленья ведет кочующие дни"; "он прежних лет не помня даже, к бытью цыганскому привык; он любит их ночлегов сени и упоенье вечной лени, и бедный звучный их язык". А. "с пеньем зверя водит", варит "нежатое пшено". "С ним черноокая Земфира", "и грусти тайную причину истолковать он не хотел", но страсти, игравшие его "послушною душою", "усмирели" ненадолго. И прежде "играли страсти его послушною душой"; они "с волнением кипели в его измученной груди". "Порой волшебной славы манила дальняя звезда. Нежданно роскошь и забавы к нему являлись иногда", "но он беспечно под грозою и в ведро ясное дремал". "Подобно птичке беззаботной", он "гнезда надежного не знал и ни к чему не привыкал". "Ему везде была дорога, везде была ночлега сень; проснувшись поутру, свой день он отдавал на волю Бога, и жизни не могла тревога смутить его сердечну лень". Он "не рожден для дикой воли" и любит Земфиру "горестно и трудно". "Не изменись, мой нежный друг!" - об одном он молил Земфиру. За Земфирой он "готов идти" всюду. Рассказ цыгана об измене Мариулы А. перебивает словами: "Да как же ты не поспешил тотчас вослед неблагодарной и хищнику и ей, коварной, кинжала в сердце не вонзил?" "Утешься!" - советует ему старик. - "Земфира не верна!" Моя Земфира охладела!" - повторяет лишь А. - "О мой отец! Алеко страшен, послушай: сквозь тяжелый сон и стонет и рыдает он". "Мне снилась ты, - говорит А., - я видел, будто между нами... Я видел страшные мечты". - "Ах, я не верю ничему: ни снам, ни сладким увереньям, ни даже сердцу твоему", - отвечает А. Земфире. Он весь отдается воспоминаньям: "Как она любила! Как нежно преклонясь ко мне, она в пустынной тишине часы ночные проводила!" Чувство любви сменяется у А. желанием мести. "Я не таков", - отвечает он старому цыгану. "Нет; я, не споря, от прав моих не откажусь или хоть мщеньем наслажусь. О, нет! когда б над бездной моря нашел я спящего врага, клянусь, и тут моя нога не пощадила бы злодея: я в волны моря, не бледнея, и беззащитного толкнул", "и долго мне его паденья смешон и сладок был бы гул". Во сне "в его уме виденье смутное играет". "Страх его объемлет. По нем текут и жар и хлад". "О, что ты сделал?" - говорит Земфира. - "Ничего", - отвечает Алеко и поражает тем же ножом Земфиру: "умри ж и ты!" "Убийца страшен был лицом", когда "с ножом в руках, окровавленный сидел на камне гробовом, - два трупа перед ним лежали.<p class="tab">Критика: 1) "В Алеко Пушкин хотел показать образец человека, который до того проникнут сознанием человеческого достоинства, что в общественном устройстве видит одно только унижение и позор его достоинства, и потому, прокляв общество, равнодушный к жизни, Алеко в дикой цыганской воле ищет того, чего не могло дать ему образованное общество, окованное предрассудками и приличиями, добровольно закабалившее себя на унизительное служение идолу золота. Вот что хотел Пушкин изобразить в лице своего Алеко; но успел ли он в этом, то ли именно изобразил он? - Правда, поэт настаивает на этой мысли, и видя, что поступок Алеко с Земфирой явно ей противоречит, сваливает всю вину на "роковые страсти, живущие под разодранными шатрами", и на "судьбы, от которых нигде нет защиты". Но весь ход поэмы, ее развязка и особенно играющее в нем важную роль лицо старого цыгана неоспоримо показывают, что, желая и думая из этой поэмы создать апофеозу Алеко как поборника прав человеческого достоинства, поэт вместо этого сделал страшную сатиру на него и на подобных ему людей, изрек над ним суд неумолимо трагический и вместе с тем горько иронический". - "Не страсти погубили Алеко. "Страсти" - слишком неопределенное слово, пока вы не назовете их по именам: Алеко погубила одна страсть, и эта страсть - эгоизм". - "Турок в душе, он считал себя впереди целой Европы на пути к цивилизованному уважению прав личности"; ответ А. старому цыгану вполне раскрывает тайну его характера: "Я не таков. Нет, я не споря, от прав моих не откажусь; или хоть мщеньем наслажусь". Из этих слов видно, что никакая могучая идея не владела душой Алеко, но что все его мысли и чувства и действия вытекали, во-первых, из сознания своего превосходства над толпой, состоящего в уме более блестящем и созерцательном, чем глубоком и деятельном; во-вторых, из чудовищного эгоизма, который горд самим собой, как добродетелью. "Эта женщина (как рассуждает эгоизм Алеко) отдалась мне, и я счастлив ее любовью, следовательно, я имею на нее вечное и ненарушимое право как на мою рабу, на мою вещь. Она изменила - и я не могу уже быть счастлив ее любовью: она должна упоить меня сладостью мщения. Ее обольститель лишил меня счастья, - и должен за это заплатить мне жизнью". Не спрашивайте Алеко, наказал ли бы он сам себя смертью, если б он сам изменил любимой им женщине и с свойственной эгоистам жестокостью оттолкнул ее от груди своей; не трудно угадать, как бы поступил и что бы заговорил Алеко в подобном обстоятельстве. Эгоизм изворотлив, как хамелеон: мало того, что такой человек, как Алеко, в подобном случае стал бы рисоваться перед самим собой как великодушный и невинный губитель чужого счастья, - он, пожалуй, еще почел бы себя вправе мстить смертью оставленной им женщине, которая преследует его своими докуками, упреками, слезами и молениями, с чего-то вообразив, что имеет на него какие-то права, как будто бы он создан не для жизни, а для ее удовольствия и, подобно дитяти, лишен воли. Не спрашивайте его также, имеет ли на его жизнь право человек, у которого он отбил любовницу; с свойственным эгоизму бесстыдством Алеко в таком случае начал бы пред вами витиевато либеральничать и доказывать пышными фразами, что на женщину имеет законное право только тот, кто, любя ее, любим ею, и что он, Алеко, первый бы уступил великодушно свою любовницу тому, кого бы она полюбила. Из этого-то животного эгоизма вытекает и животная мстительность Алеко. Человек нравственный и любящий живет для идеи, составляющей пафос целого его существования; он может и горько презирать, и сильно ненавидеть, но скорее по отношению к своей идее, чем к своему лицу. Он не снесет обиды и не позволит унизить себя, но это не мешает ему уметь прощать личные обиды: в этом случае он не слаб, а только великодушен. Натуры блестящие, но в сущности мелкие, потому что эгоистические - чужды стремления к идее или идеалу: они во всем ставят сосредоточием свое милое Я. Если они и заберут себе в голову, что живут для какой-то идеи, то не возвышаются до идеи, а только нагибаются для нее, думают не себя облагородить и освятить проникновением идеей, но идею осчастливить своим султанским выбором. И тогда их идея в их глазах потому только истина, что она - их идея, и потому всякий, не признающий ее истинности, есть их личный враг. Но будучи оскорблены в деле личной страсти, эти люди думают, что в их лице оскорблен весь мир, вся вселенная, и никакая месть не кажется им незаконной. Таков Алеко!"</p><p class="tab">"Его противоречие с самим собой было причиной его гибели, - и он так жестоко наказан оскорбленным им законом нравственности, что чувство наше, несмотря на великость преступления, примиряется с преступником: Алеко не убивает себя: он остается жить, - и это решение действует на душу читателя сильнее всякой кровавой катастрофы. Поэтическое сравнение Алеко с подстреленным журавлем, печально остающимся на поле в то время, когда станица весело поднимается на воздух, чтоб лететь к благословенным краям юга, выше всякой трагической сцены. Сидя на камне, окровавленный, с ножом в руках, "бледный лицом", Алеко молчит, но молчание красноречиво: в нем слышится немое признание справедливости постигшей его кары, и может быть с этой самой минуты в Алеко зверь уже умер, а человек воскрес"... "Вы скажете: слишком поздно. Что ж делать! такова, видно, натура этого человека, что она могла возвыситься до очеловечения только ценой страшного преступления и страшной за то кары... Не будем строги в суде над падшим и наказанным, а лучше тем строже будем к самим себе, пока мы еще не пали, и заранее воспользуемся великим уроком. Если б Алеко устоял в гордости своего мщения, мы не помирились бы с ним: ибо видели бы в нем все того же зверя, каким он был и прежде. Но он признал заслуженность своей кары, - и мы должны видеть в нем человека: а человек человека как осудит?.." (Белинский, Соч., т. VIII).</p><p class="tab">2) В А. Пушкин уже отыскал и гениально отметил того несчастного скитальца в родной земле, того исторического русского страдальца, столь исторически необходимо явившегося в оторванном от народа обществе нашем. Отыскал же он, конечно, не у Байрона только. Тип этот верный и схвачен безошибочно, тип постоянный и надолго у нас, в нашей русской земле, поселившийся". А. - "это все тот же русский человек, только в разное время явившийся. Человек этот, повторяю, зародился как раз в начале второго столетия, после великой петровской реформы в нашем интеллигентном обществе, оторванном от народа, от народной силы". "Гордый - то человек", реален и метко схвачен. В первый раз схвачен он у нас Пушкиным, и это надо запомнить. Именно, именно, чуть не по нем, и он злобно растерзает и казнит за свою обиду или, что даже удобнее, вспомнив о принадлежности своей к одному из четырнадцати классов, сам возопиет, может быть (ибо случалось и это), к закону терзающему и казнящему и призовет его, только бы отомщена была личная обида его" [Достоевский. "Дневник писателя", 1880 г.].</p><p class="tab">3) Около цыганки захотел Алеко быть цыганом; он опростился в быте, но душу его томила тайная грусть. Как идеал, ему грезилась та Божья птичка, которая не знает ни заботы, ни труда. Он думал, что сумеет всю жизнь прожить без долголетнего надежного гнезда, которое надо вить хлопотливо; он не хотел оседлости. Ему везде была дорога, везде ночлег. Но благословенная беззаботность перелетной птицы, которая ни к чему не привыкает, легко меняет сушу на синее море, близкие страны на дальние, дом на чужбину, для которой всякая весна и всякий теплый край является одинаково дорогою родиной, - эта чарующая подвижность и свобода сердца, это внимание к гласу одного только Бога было то, чего не осилил А. Когда прошло два лета, то оказалось, что он, раньше ни к чему не привыкший, бесследный, стал внутренне оседлым, перестал быть цыганом. И это не потому, что в нем проснулись дремавшие страсти (ведь страсти играли и Земфирой), а потому, что он опростился только в быте, но не в духе. Он водил медведя, но не избыл в себе горожанина. Очевидно, культуру нельзя сбросить с себя как одежду; глубоко проникает в сердце и помыслы ее отравленное зерно. От того и произошло столкновение двух свобод: меньшей, Алеко, и большей, Земфиры. "Не изменись, мой нежный друг!" молил он Земфиру, боясь перемены; но она была именно воплощенная перемена". (Ю. Айхенвальд. "Силуэты р. пис", т. I).</p><div align="right"></div>... смотреть

T: 153